Соционика от Стратиевской: Два ракурса времени в истории Ричарда III

Историческое расследование с соционическими комментариями

80. Восстание Перкина Уорбека

Попытка Генриха VII разоблачить следующего претендента йоркистов была менее удачной: сфабриковать липовое досье новому лидеру было значительно сложнее. И не потому, что у тайной канцелярии Генриха не хватило на это фантазии, – это как раз не составляло труда. Проблема заключалась в том, что второй претендент – известный в истории под именем Перкин Уорбек, – не был марионеткой Генриха VII. У Перкина Уорбека были другие наставники, и тайные службы короля к ним никакого отношения не имели, а потому и действия претендента, равно как и сил, стоящих за ним, под свой контроль взять не могли.

Вторжение Перкина Уорбека не было провокационным мероприятием секретных служб Генриха VII, – так что, по крайней мере, в этом их совесть была чиста. Юноша, ставший известным под этим именем, действительно вторгся в Англию для того, чтобы отвоевать трон, который он считал своим по праву.

Ряд источников сообщает, что Уорбек впервые заявил свои претензии на английский престол, находясь при Бургундском дворе, в 1490 году. Автор "Истории Франции в рассказах о любви", Ги Бретон, указывает на то, что вдохновительницей его притязаний на трон была дочь Людовика XI, Анна Боже, – регентша при своем малолетнем брате, французском короле Карле VIII. Ее целью было заставить Генриха VII снять осаду с французского города Булони, в чем она и преуспела: Генрих отозвал свои войска и заключил с Францией мирный договор, устремив все свои силы на подавление восстания Перкина Уорбека.

Не получив реальной военной помощи от французов, Уорбек в 1491 году прибыл в Ирландию, в надежде найти сподвижников и пополнить своё войско. Однако репрессии, спровоцированные восстанием Ламберта Симнела, ещё были свежи в памяти ирландцев и предпринимать новый поход на Лондон они отказались. Претендент вынужден был вернуться в Бургундию. В это же время (как пишут тюдоровские историки), все те, кто видел его при бургундском дворе, стали распространять слухи о том, что младший сын Эдуарда IV, Ричард Йорк, жив, здоров и воспитывается при дворе своей тётки, герцогини Маргариты Бургундской. Было отмечено также, что юный воспитанник поразительно похож на короля Эдуарда IV. Причём, не только лицом, но и манерой поведения, голосом, ростом, комплекцией и осанкой. Ни у кого не вызвало сомнений, что этот мальчик – родной сын короля Эдуарда IV.

Узнав о юном воспитаннике герцогини, Генрих VII в 1493 году обратился к эрцгерцогу Филиппу Бургундскому с требованием о его выдаче, но тот остался глух к заявлению короля. Генрих VII не остался в долгу и наложил эмбарго на торговлю шерстью с Бургундией. В ответ герцог Филипп наложил эмбарго на ввоз шерсти и железа из Англии в свои владения. Конфликт негативно отразился на экономике Нидерландов и вызвал рост недовольства во фламандских городах, лишившихся сырья для своей ткацкой промышленности. Но даже эти крайне сложные обстоятельства не заставили бургундских правителей выдать своего подопечного. Его права на английский престол были признаны во многих странах, а его самого с почестями принимали правители крупнейших европейских держав. В 1493 году, он присутствовал на похоронах императора Фридриха III в Вене, куда был приглашён сыном Фридриха, императором, Священной Римской Империи, Максимилианом I. Там же, в присутствии первых лиц Европы воспитанник Маргариты Бургундской был провозглашён английским королем, Ричардом IV.

Сам факт появления «двойника Эдуарда IV» изрядно переполошил короля Генриха. Слухи о неизвестно откуда явившемся «герцоге Йоркском» произвели впечатление и на некоторых его придворных, которых сразу же взяли под наблюдение тайные службы короля. Среди «впечатлительных» оказался и верный слуга Генриха VII, его сводный дядя, лорд-камергер, Уильям Стэнли.

Узнав, что Уильям Стэнли потерял покой и сон с появлением самозванца и даже сказал про него: «Если этот юноша действительно сын Эдуарда IV, я против него воевать не буду!», Генрих тотчас же обвинил Уильяма Стэнли в предательстве и приговорил его к смерти. В качестве последнего аргумента Стэнли напомнил Генриху об услуге, которую оказал ему на Босвортском поле, изменив королю Ричарду III, и с упрёком заметил, что если бы не его, Уильяма Стэнли, своевременная поддержка, Генрих бы потерял свою жизнь. На что Генрих ответил, что и промедления, с каким Стэнли оказал содействие, достаточно, чтобы потерять её. На повторную просьбу Уильяма Стэнли о помиловании Генрих VII ответил: «Если я это сделаю, мои подданные сочтут меня безумцем.»

Уильям Стэнли был казнен 16 февраля, 1495 года. Узнав об этом, его брат (и отчим Генриха), лорд Томас Стэнли, отдалился от двора. В ответ на это, его супруга (мать Генриха VII), леди Маргарита Бофорт, отреклась от своего мужа, приняла обет целомудрия и перестала с ним жить. Все друг от друга отреклись, отдалились разбежались, настроение у всех было самое мрачное – все жили в ожидании Страшного Суда.

Стараясь развеять страхи и подозрения своих подданных, Генрих VII лично занялся разоблачением нового претендента. Ссылаясь на донесения своих тайных агентов, он начал доказывать, что предполагаемый герцог Йоркский – не более, чем подставное лицо, нанятое герцогиней Бургундской для провокационных, политических действий.

Одновременно с этим, тайные службы Тюдора стали распространять в народе придуманную ими историю, согласно которой агенты Маргариты Бургундской будто бы разыскивали по всей Европе мальчиков, похожих на сыновей Эдуарда IV и всех подходящих якобы привозили к герцогине (на «кастинг»), мальчики прохаживались перед ней (по "подиуму"), а она выбирала из них наиболее подходящую кандидатуру на роль будущего "герцога Йорка". (Можно представить себе это столпотворение мальчиков и их родителей, участвующих в этом «секретном, политическом мероприятии» – то-то «доподлинное» происхождение было бы у этого новообращённого «герцога Йорка»! А каких денег стоила бы эта фальсификация его покровителям! И всё это только ради того, чтобы "досадить королю Генриху VII".).

По другой версии, герцогиня Бургундская из некоего безродного, фламандского мальчика, лицом похожего на малолетнего герцога Йорка, будто бы вырастила юношу, как две капли воды похожего на Эдуарда IV, – чего, разумеется, быть не могло, поскольку такое сходство заранее ни спрогнозировать, ни смоделировать невозможно. А кроме того, реальный воспитанник герцогини (известный в истории как Перкин Уорбек) был одного психотипа с королём Эдуардом IV – и тот, и другой, – сенсорно-этические экстраверты (СЭЭ), что подтверждается портретами их обоих. А это никак не могло быть подстроено преднамеренно, поскольку герцогиня Бургундская, не зная соционики, не смогла бы этого сделать, даже если бы захотела. (Известно, что психотипы не всегда совпадают даже у идентичных близнецов, не говоря уже о чужеродных "двойниках". В то время как генетически, – от родителей к детям, – психотип перейти может (как группа крови). В семье Эдуарда IV это подтверждается дважды: его старший сын, Эдуард V, унаследовал психотип матери (ЭИЭ), а его старшая дочь, Елизавета Йорк, унаследовала психотип отца (СЭЭ). Не исключено, что психотип Эдуарда перешёл и к его младшему сыну, Ричарду Йорку, под именем которого заявил свои претензии на престол воспитанник герцогини Бургундской, ставший впоследствии известным под именем Перкина Уорбека. Чем и объясняется потрясающее сходство Перкина Уорбека с королём Эдуардом IV, которое никакими искусственными манипуляциями ни взрастить на каком-либо подростке, ни воссоздать невозможно.).

В связи с этим остаётся признать только одно: юный воспитанник герцогини действительно был родным сыном Эдуарда IV.

Согласно версии, распространяемой спецслужбами Генриха VII, герцогиня Бургундская, прежде чем отправить своего подопечного в Англию, будто бы долго готовила его к назначенной роли, – учила хорошим манерам, рассказала о малолетнем герцоге Йоркском, о его родственниках, описала нрав, манеры и внешность его родителей, брата, сестер, и многих других людей, составлявших в детстве его ближайшее окружение. Потом якобы описала события, которые произошли до смерти короля Эдуарда и могли запечатлеться в памяти принца. Рассказывала ему о его родословной, о его прославленных предках, об этикете, принятом при дворе короля Эдуарда IV – на тот случай, если его будут проверять.

По версии тюдоровских агентов, юный воспитанник прошёл основательную подготовку под руководством герцогини Бургундской и был допущен к чрезвычайно секретной, эксклюзивной информации. Одного только они не учли: герцогиня не могла его всему этому обучить, поскольку сама этой информацией не владела. В девичестве она при дворе короля Эдуарда IV почти не бывала, в замужестве (с 1468 года) не выезжала из Бургундии и только овдовев, провела несколько дней при дворе короля Эдуарда в 1480 году, во время возобновления англо-бургундского договора. С тех пор прошло одиннадцать горьких лет, наполненных такими тяжёлыми воспоминаниями, что их проще было бы забыть вместе со всеми подробностями придворной жизни, чем ворошить для подготовки некой, рискованной, политической провокации, инициатором которой её и по сей день считают.

Кроме того, вся эта «подготовка» могла иметь смысл, если предположить, что герцогиня готовила юношу для внедрения в высшие аристократические круги Англии, а не для вторжения на её территорию. Но, как впоследствии выяснилось, сам он себя готовил именно для этой миссии, предполагая отвевать у короля Генриха VII английский престол. А вот к этой-то роли, как оказалось, он был совершенно не подготовлен: воином он был никудышным (при своём психотипе СЭЭ), полководцем – вообще никаким. Опыта военных действий он не имел никакого, любую военную операцию проваливал практически в самом начале.

Видя, что он плохой командир и ничего не смыслит в военном деле, солдаты от него разбегались, дезертировали, переходили на сторону врага, сдавали его войскам Тюдора. Но всё это будет потом, когда он предпримет вторжение в Англию, а сейчас впору задать только один вопрос: чему же его "учили" при дворе герцогини Бургундской, если за всё время этой "предварительной подготовки" он так и не получил необходимого ему военного образования? И зачем было отправлять его отвоёвывать английскую корону, если он не был обучен военному мастерству?

Если допустить, что он был "марионеткой" и "подставной фигурой" (как считается до сих пор), то тогда вся эта акция была изначально бессмысленной: поступать так – значит себя позорить и Европу смешить. А если предположить, что он действительно был сыном Эдуарда IV, то тогда получается, что Маргарита Плантагенет добровольно послала на верную смерть своего второго племянника через четыре года после смерти старшего из них, графа Линкольна. Что никак не вяжется с характером герцогини Маргариты Бургундской (ЛИИ) – рассудительной и дальновидной правительницы, добрейшей и заботливой родственницы.

Граф Линкольн был очень опытным и зрелым воином, получившим хорошую военную подготовку ещё при Ричарде III, но и он погиб при столкновении с военными силами Генриха VII, хотя численностью войск значительно их превосходил.

Новый воспитанник герцогини (так будем пока условно его называть) мало того, что не получил никакого военного образования при бургундском дворе, он не получил от бургундцев ни субсидий, ни войск, ни командира для своей крошечной армии, в отличие от графа Линкольна, которого всем этим снабдили. И тем не менее, он на всех парусах отправился завоёвывать Англию. А парусов-то и было – раз-два и обчёлся, – всего два корабля ему удалось зафрахтовать на свои карманные деньги и собрать небольшой военный эскорт, численностью немногим более 150 человек. С этими силами он ринулся в Англию, отвоёвывать трон у Генриха VII.

Спрашивается, если бы его покровители, Маргарита Бургундская и император Максимилиан I, захотели бы натравить его на короля Генриха, разве они отправили бы его с такими мизерными военными силами, абсолютно неподготовленного в военном плане, без военных наставников, консультантов и командиров? Нет, конечно! Не таким человеком была герцогиня Бургундская, чтобы одного за другим посылать на верную смерть своих ближайших родственником, немногих из оставшихся в живых престолонаследников Йорка, при том, что ненавистный ей Генрих VII их и так методично и планомерно уничтожал. И тем не менее, факт остаётся фактом: юный воспитанник герцогини сошёл на английский берег с минимальным количеством вооружённых сил и в первом же столкновении их всех потерял, а сам чудом спасся.

Всему этому можно найти только одно объяснение: этот юноша вообще не был направлен в Англию своими Бургундскими покровителями, – он самовольно сбежал от их удушающей опеки. Сбежал от своей тётушки-конфликтёра (ЛИИ), потому что она воспитывала его инфантильным, изнеженным, неспособным отстоять своё право в бою, рассчитывая, по всей видимости, что его минует судьба многих близких его и её родственников, чью смерть на поле битвы она ещё продолжала оплакивать.

Умудрённая жизненным опытом, герцогиня слишком дорожила его жизнью и не хотела, чтобы он рисковал собой на поле боя. А он не хотел сидеть дома, подле неё, как на привязи, и ждать, что она решит за него его судьбу. Он сбежал от вынужденной зависимости, от угнетающей его неизвестности (+ЧИ3), – сбежал от страха, отчаяния и обречённости, связанной с именем Генриха Тюдора, которым пугали его ещё с девятилетнего возраста. Сбежал от настоящей и будущей неопределённости (–БИ5), которая сковывала его по рукам и ногам. Сбежал, потому что хотел стать хозяином своей судьбы, рассчитывал на своё феноменальное сходство с покойным отцом, был молод, горяч, нетерпелив, не мог сидеть сложа руки и ждать, когда за ним придут «посланцы» от короля Генриха и отправят его на тот свет. А так он нашёл себе дело, снарядил экспедицию и ринулся в бой, не задумываясь о том, какое впечатление произведёт на западно-европейских правителей его малочисленное войско – и в этом была его ошибка (-БЛ4).

3 июля 1495 года он пристал к берегам Кента, предполагая, что будет радостно встречен местными жителями. Встреча действительно была бурная, потому что они напоролись на королевский патруль, и Уорбек сразу же потерял большую часть своих солдат. Точнее, он оставил тех, кого стражники захватили на берегу, а сам распустил паруса и на оставшемся корабле уплыл в Ирландию. Первая неудача не остановила его и не повергла в уныние: предприятие ещё только начиналось, и он был готов верить в его благополучный исход.

Прибыв в Ирландию, Уорбек нашёл поддержку в лице графа Десмонда, давнего сторонника партии Йорка, и вместе с ним принялся осаждать город Уотерфорд, полагая, что в его положении будет надёжнее укрыться за городскими стенами. А поскольку осадную войну он вести не умел (равно, как и всякую другую), их совместные усилия оказались потраченными впустую. Известие о приближении войск короля заставило их снять с города осаду и устремиться в Шотландию – это была новая идея Уорбека, который решил сыграть на традиционном соперничестве англичан и шотландцев.

В Шотландии Уорбек был любезно принят королём Яковом IV (СЛЭ). Король Яков поддержал его притязания на английский престол, выразил надежду на будущее, взаимовыгодное союзничество обеих стран и в знак доверия отдал ему в жёны свою двоюродную сестру, леди Кэтрин Гордон.

В сентябре 1496 года, в сопровождении небольшой армии шотландцев (1400 человек) Уорбек прибыл в Нортумбрию, где был любезно встречен обещавшим ему свою помощь, герцогом Генри Перси Нортумберлендом (предавшиим Ричарда III на Босворте). В этот раз Нортумберленд оказался не только предателем, но и провокатором: он навёл на Уорбека королевские войска и тому пришлось быстро отступить.

С остатками армии Уорбек вернулся в Шотландию. Но теперь уже король Яков IV (с которым Генрих VII к тому времени уже успел заключить соглашение) встретил Уорбека весьма прохладно: заявил, что не желает разделять с ним его неудачу и предложил поискать покровителя где-нибудь в другом месте. Однако в память о прежних родственных связях (у Уорбека и его жены к тому времени уже родился ребёнок), король предоставил ему несколько кораблей, после чего приказал покинуть его страну.

С оставшимися отрядами Уорбек снова вернулся в Ирландию и попытался осадить всё тот же город Уотерфорд. Одиннадцать дней он удерживал город в осаде, после чего был вынужден бежать из Ирландии, преследуемый четырьмя английскими кораблями. По некоторым данным, к тому времени у него оставалось только 120 человек на двух суднах.

Через год Уорбек предпринял новое вторжение в Англию. 7 сентября 1497 года он с небольшим отрядом высадился в Уайтсанд Бэй, недалеко от Конечной Земли, в Корнуолле, надеясь получить поддержку жителей Корниша, недовольных очередным повышением налогов и поднимавших восстание по этому поводу тремя месяцами раньше. Здесь претендент встретил по-настоящему радушный приём и был признан королём Ричардом IV. В благодарность за это он пообещал местным жителям при первой же возможности понизить налоги, что было встречено ими с ликованием.

В селении Бодмин Мур к его армии присоединилось войско в 6 000 воинов. Воспользовавшись подкреплением, Уорбек повёл войска на осаду Эксетера. Но встретив сопротивление жителей, вооружённых артиллерией, осаду снял и отступил к Таутону. Получив сведения об отступлении Уорбика, Генрих VII приказал лорду Джайлсу Даубени уничтожить повстанческие войска.

Когда Уорбеку сообщили, что авангард армии Генриха уже прибыл в Гластонбери, его охватила паника¹. Тайно ночью он покинул свои войска и устремился в Аббатство Болье, рассчитывая получить там убежище.

¹ Тот факт, что Уорбек (СЭЭ) всякий раз впадал в панику и спасался бегством, услышав о приближении войск Генриха Тюдора, указывает на то, что его с детства запугивали этим именем. Что уже само по себе опровергает миф, согласно которому он происходил из фламандской семьи и был сыном торговца тканями: сына фламандского торговца не стали бы с ранних лет пугать именем неведомого ему, беглого английского графа, ставшего впоследствии королём. Иное дело, – сын Эдуарда IV, с 9 лет (с 1483 года) скрывавшийся от политических происков Тюдора и с 11 лет находившийся под опекой своей боязливой тётушки, герцогини Бургундской (ЛИИ), не желавшей для своих младших племянников той же участи, которая постигла её любимого брата, Ричарда III, и старшего племянника, графа Линкольна, погибших в сражениях с Генрихом Тюдором. Чтобы отвратить своего подопечного от опасных предприятий и обуздать его природную воинственность(СЭЭ) и неуёмное честолюбие, герцогине, судя по всему, приходилось время от времени запугивать его напоминанием о Генрихе Тюдоре, имя которого с детства вызывало у него панический страх, заставляя в решающий момент перед ним пасовать. По всей видимости, юный принц потому и ринулся воевать с Генрихом Тюдором, что уже не мог терпеть в себе этот страх и жить с ним. Предполагая, что победив Тюдора, он победит в себе и этот страх, станет полноценным человеком и полноправным королём, он и задействовал те минимальные силы, которыми располагал и с которыми самовольно бежал из Бургундии.

Через несколько дней Перкин Уорбек был силой извлечён из Аббатства (неприкосновенность святилища была нарушена) и взят под стражу. 4 октября 1497 года Генрих VII достиг Таутона, где ему без сопротивления сдалась остальная часть повстанческой армии. Активисты восстания тут же, на месте, были повешены, остальные были приговорены к высоким штрафам.

Перкин Уорбек был заключен в Таутонскую тюрьму, а оттуда перевезён в лондонский Тауэр. Перед этим его целый день водили по улицам Лондона, и каждый житель имел право оскорбить его словом и действием.

В Тауэре Уорбек ещё очень долго не соглашался отказываться от своего благородного происхождения. Настаивал на том, что он – герцог Ричард Йоркский, младший сын короля Эдуарда IV. Рассказывал подробности о королевской семье, описывал внешность своей матери, Елизаветы Вудвилл, перечислял поимённо своих сестёр, рассказывал об их привычках и вкусах. Говорил о своих наставниках, учителях, близких родственниках. Поимённо перечислил и описал всё многочисленное семейство Вудвиллов. (Ему конечно не верили, утверждали, что всё это он мог узнать от герцогини Маргариты Бургундской). Он рассказал о своей рано умершей жене, Анне Моубрай, герцогине Норфолк, о своём личном враче, докторе Арджентине. Перечислил болезни, которыми болел в детстве и попросил в качестве свидетеля вызвать доктора Джона Арджентина (который к тому времени был ещё жив), настаивал на встрече с матерью и сёстрами (в чём ему, естественно, было отказано).

После этих допросов у Генриха Тюдора уже не оставалось сомнений в том, что его пленник – действительно герцог Йоркский. Но признание этого не входило в его планы: он не собирался уступать этому мальчику свой престол, а кроме того, он не мог допустить, чтобы обвинение в убийстве сыновей Эдуарда IV было снято с его предшественника, короля Ричарда III.

А посему, он приказал применить к заключённому пытки. После допроса с пристрастием пленник признал себя самозванцем и подписал «признание», включающее вымышленную легенду о его происхождении и биографию, составленную тайными службами Генриха VII. В этом сфальсифицированном документе он был представлен фламандским простолюдином, сыном торговца тканями из Антверпена. Имена его родителей списали из какой-то муниципальной книги. Тут же представили и соответствующую «биографию», которую будто бы «выяснили» разосланные в разные страны работники секретных служб короля.

И в наше-то время получить информацию о безвестном, рядовом человеке без компьютера трудно, сколько агентов ни высылай. А в те времена выяснить что-либо простыми расспросами вообще было невозможно – фотографии не было, ориентировок на внешность дать не могли.

Доказательством того, что агенты Генриха не бегали с портретами Уорбека по всей Европе, является тот факт, что единственный, сделанный с натуры, в реалистической манере, сохранившийся до наших дней, правдоподобный и схожий его портрет, выполнен в карандаше, а не в гравюре. А это значит, что распечатан и размножен он не был (ксероксов в те времена ещё не изобрели) – значит не было и никакой беготни агентов Генриха с портретами Уорбека по Европе, не было и выяснения его истинной личности. Не говоря о том, что это было бы слишком дорого (а Генрих был чрезвычайно скуп), это ещё было и изначально безнадёжно и неэффективно, – тем более, после того, как на допросе герцог Йоркский сообщил о себе все те сведения, которые никто, кроме него знать не мог. Понятно, что после таких показаний было бессмысленно искать иголку в стоге сена, зная, что её никогда там и не было. Проще было придумать удобную для короля Генриха версию и заставить пленника с ней согласиться. Что и было сделано.

По версии Генриха, «Перкин Уорбек» был разъездным торговым агентом², ведущим дела в Западной Европе, чем и привлёк к себе внимание людей, знавших в лицо короля Эдуарда IV.

² Эту версию опровергает факт патологической инфантильности, навязанной этому юноше (СЭЭ!) воспитанием. Если бы он родился простолюдином, да ещё сыном торговца тканями, ведущим дела в западноевропейских странах, он бы рано социализировался, обучился военному делу и прочим, другим средствам максимальной военной защиты (+ЧС1), подобающей человеку его сословия и рода деятельности (поскольку по долгу службы ему бы пришлось много разъезжать и защищать свои товары от нападения разбойников, пиратов, грабителей, агрессивных и алчных таможенников и пр.). Но тот факт, что он (при своём психотипе СЭЭ!) оказался патологическим недотёпой и трусом, может быть объяснён только тем, что он с ранних лет был крайне инфантилизирован воспитанием и слабо социализирован – не был приучен к общению с простолюдинами, не был обучен деловым и торговым отношениям, не был подготовлен к хозяйственной и административной работе. Всё это позволяет предположить, что он-то как раз и является одним из «исчезнувших принцев» – сыновей Эдуарда IV, переправленных Ричардом III в Бургундию, под опеку Маргариты Бургундской, которая, старательно выполняя поручение брата, по всей видимости, предельно инфантилизировала своего младшего племянника, вырастила из него неженку-недоросля, а потом уже не смогла удерживать его под своим контролем, результатом чего и оказались эти события.

В обмен на обещание сохранить ему жизнь, «Перкин Уорбек» подписал всё, что требовалось. В 1498 году его дважды заставили сделать публичное признание, – в Вестминстерском Аббатстве и в Чипсайде. Он должен был покаяться перед народом и рассказать «правду» о своём происхождении, дабы не смущать сердца и умы лондонцев, которые не могли не заметить его поразительного сходства с королём Эдуардом IV. Единственное, что заставляло их усомниться в благородном происхождении Уорбека – это слабость и малодушие, из-за которых он предпочёл позорный плен героической смерти в бою.

В 1499 году, после того, как признание было получено, заключение Уорбека стало обременительным и слишком рискованным для Генриха VII. Опасаясь, что его тайные недоброжелатели могут использовать Уорбека как марионетку – устроят заговор, предпримут попытку его освободить и поддержат его притязания на престол, отменив все сделанные им под пыткой «признания», – Генрих Тюдор решил избавиться от двух заключённых престолонаследников сразу.

Через подставных лиц он втянул Уорбека в провокационный план побега, к которому через тех же агентов был приобщён и граф Эдуард Уорвик – сын герцога Кларенса и Изабеллы Невилл.

Когда заключённые, поддавшись на уговоры провокаторов, согласились бежать, в условленном месте они были перехвачены и доставлены в Тауэр, после чего их обоих судили как «изменников, не оправдавших доверие короля».

23 ноября 1499 года Перкин Уорбек был поставлен в колодки перед зданием Лондонской Ратуши. Простояв несколько часов под градом насмешек и издевательств, он вместе с Эдуардом Уорвиком был приведён на Тауэрский холм, где их обоих казнили. Графа Эдуарда Уорвика, как аристократа-преступника, обезглавили. А герцога Ричарда Йоркского, в соответствии с его «признанием», казнили тройной казнью, как простолюдина-изменника «Перкина Уорбека», – через неполное повешенье, выволочку за выпотрошенные внутренности и последующее четвертование. Его мать, бывшая королева Елизавета Вудвилл (на деньги которой Генрих Тюдор вторгся в Англию и узурпировал трон Ричарда III), до этого не дожила: семью годами раньше она умерла в монастыре Бермондси.

Почувствовав себя настоящим «мастером провокаций», войдя во вкус этой новой и увлекательной для него игры, Генрих VII применил ту же схему и для расправы с другими претендентами на престол.

В том же году он подослал провокаторов к Джону Глостеру, – внебрачному сыну Ричарда III. Поддавшись на уговоры «бежать в Ирландию и присоединиться к сочувствующим ему йоркистам», Глостер был перехвачен и осуждён на смерть за измену. Напрасно он умолял короля о пощаде и клялся всеми святыми, что ничего против него не замышляет, Генрих был непреклонен, и приговор привели в исполнение.

Внебрачная дочь короля Ричарда III, леди Кэтрин, графиня Пембрук, по неизвестным причинам умерла в возрасте шестнадцати лет, в 1487 году.

Единственным, кто уцелел в этой бойне, оказался третий бастард Ричарда III, Ричард Плантагенет, до глубокой старости живший в безвестности.

Сыновей старшей сестры Ричарда III, лояльной ему Елизаветы де ла Поль, герцогини Саффолк, Генрих VII начал истреблять ещё до того, как взошёл на престол. Первой жертвой его тирании стал Эдуард де ла Поль – священник, занимавший должность архидьякона в Ричмонде. С этим его назначением король Генрих VII (в прошлом, граф Ричмонд) примириться не смог, и архидьякону Эдуарду пришлось расстаться с жизнью 5 октября, 1485 года.

После того, как в битве при Стоуке погиб следующий сын герцогини, Джон де ла Поль (граф Линкольн, 2-й престолонаследник Ричарда III), объектом внимания короля Генриха стал его младший брат и преемник, Эдмунд де ла Поль, 3-й герцог Саффолк, успевший к тому времени скрыться в Бургундии.

И тут в поле зрения Генриха снова попал сэр Джеймс Тирелл, – тот самый, осыпанный его милостями комендант крепости в Гине, дважды получавший от него «полное прощение», за некие совершённые им тягчайшие преступления.

Спецслужбы донесли королю, что Тирелл укрывал в своей крепости Эдмунда де ла Поль во время его бегства в Бургундию, и Генрих VII решил, что пришло время обстоятельно поговорить с самим Тиреллом и узнать, за какие-такие «тягчайшие прегрешения» он дважды посылал ему запросы о «полном прощение», и были ли им действительно совершены те проступки, за которые он эти прощения получил.

81. Самооговор Джеймса Тирелла
(По работе Трэйси Брайс «Джеймс Тирелл – герой или злодей?». Информационные бюллетени и документы канадского филиала «Richard III - society», январь 1999 г.)

Исторически сложившееся представление о Джеймсе Тирелле, как о гнусном злодее и наёмном детоубийце, навязанное тюдоровскими хронистами, абсолютно не соответствует реальным фактам жизни этого человека, характеризующим его во всех отношениях достойным и честным рыцарем.

Сэр Томас Мор о Джеймсе Тирелле писал следующее:

«Сэр Джеймс Тайрелл, был добропорядочным человеком, одарённым от природы, который мог бы ещё лучше служить своему королю, если бы был священнослужителем, исполненным благочестия, правды и доброй воли так же, как он был наделён силой и умом.»
Сэр Томас Мор «История короля Ричарда III» (стр. 104)

Известно, что Джеймс Тирелл родился в 1445 году, в имении Джиппинг, в графстве Саффолк, неподалёку от Стоумаркета. Он был старшим сыном сэра Уильяма Тирелла и Маргариты Дарси из Малдона. Его отец, сэр Уильям Тирелл, служивший шерифом Норфолка и Саффолка, в Войну Роз сражался на стороне Ланкастера и был казнён по приказу Эдуарда IV за поддержку восстания, в феврале 1462 года. Вне зависимости от этого, его сын, Джеймс Тирелл, продолжал служить дому Йорка, и нет никаких сведений о том, чтобы он когда - либо ему изменял.

В 1467 году Джеймс Тирелл стал членом общественной коллегии в Саффолке и исполнял обязанности судьи до 1469 года. В том же году он женился на леди Анне Арунделл, наследнице сэра Джона Арунделла из Корнуолла. К 1475 году у них родилось четверо детей: Томас, Джеймс, Уильям и Энн. Одновременно с этим он служил адъютантом у шурина короля Эдуарда IV, Джона де-ла-Поль, герцога Саффолка, чья резиденция находилась в 10 милях от Джиппинга.

В мае 1471 года Джеймс Тирелл отважно сражался в битве при Тьюксбери и был посвящён в рыцари Эдуардом IV на поле боя. Вскоре после этого он поступил на службу к 20-летнему герцогу Ричарду Глостеру. В июне 1473 Тиреллу было поручено вывезти из Аббатства Болье тёщу Ричарда, Анну Бошан, и сопроводить её к новому месту жительства, расположенному в предместьях Йорка.

В 1474 году сэр Джеймс Тирелл стал одним из победителей рыцарского турнира, организованного по случаю рождения младшего сына Эдуарда IV, Ричарда, герцога Йоркского.

В 1475 году, в свите герцога Глостера, Тирелл сопровождал короля Эдуарда IV в его походе во Францию. В 1475 году получил назначение на должность комиссара в Саффолке, в 1476 стал шерифом Гламоргане и членом парламента от Корнуолла на 1477 – 78гг.

В те времена Тирелл успешно продвигался по службе и при дворе Ричарда Глостера. Известно, что он просил Ричарда о заступничестве перед королём для своего кузена, Уильяма Стоунера, из чего следует, что сэр Джеймс Тирелл был у Ричарда на хорошем счету, пользовался его доверием и уважением.

В июле 1482 года сэр Джеймс Тирелл в качестве рыцаря-знаменосца сопровождал Ричарда Глостера в его шотландской кампании. А в ноябре того же года, вместе с сэром Уильямом Парром и сэром Джеймс Харрингтоном, сэр Джеймс Тирелл был назначен на должность вице-констебля, в одном из офисов Ричарда Глостера, бывшим тогда Главным Констеблем Англии. В июне 1483, Джеймс Тирелл содержал под стражей архиепископа Ротерхэма – участника заговора Вудвиллов.

В 1483 году, как начальник личной охраны короля, Джеймс Тирелл присутствовал на коронации Ричарда III и Анны Невилл. В конце августа, по распоряжению Ричарда III, Тирелл перевозил из Лондона в Йорк ценный реквизит для церемонии инвеституры принца Уэльского. В ноябре 1483 году, после разгрома восстания, сэр Джеймс Тирелл конвоирует герцога Бекингема в Солсбери. Три дня спустя, он становится комиссаром округа в Уэльсе, а к концу года назначается пожизненным управляющим герцогства Корнуолл. В феврале 1484 года, сэр Джеймс был назначен пожизненным губернатором Буэлта в Южном Уэльсе, а в сентябре стал одним из управляющих казначейства.

В декабре 1484 года, согласно записи MSS 433 в книге реестров канцелярии Ричарда III, сэр Джеймс Тирелл, «по праву верного рыцаря, надёжного телохранителя и ближайшего советника короля», был направлен в Бургундию «для различных важных дел и некой благородной миссии» (Никаких конкретных пояснений относительно этой миссии не даётся).

В январе 1485, сэр Джеймс Тирелл по личному распоряжению короля перевозит в Бургундию 3000 фунтов стерлингов (примерно 27 кг золота), после чего становится комендантом замка в Гине, – одной из двух крепостей, охраняющих Кале. В июне 1485 года, Ричард III назначает его комендантом замка Тайнтеджел.

Весной и летом того же, 1485 года, во время подготовки к вторжению Генриха Тюдора, Джеймса Тирелла (даже при том, что он является комиссаром округа Уэльса) НЕ призывают в королевскую армию. До конца августа он продолжает нести службу в Гине. Там же он узнаёт о смерти короля Ричарда III в битве при Босворте.

Несмотря на блестящую карьеру и верную службу королю Ричарду III, сэр Джеймс Тирелл не подвергся репрессиям при Генрихе VII. Поскольку он не сражался в битве при Босуорте, он не был репрессирован парламентом Генриха, но его отстранили от должности шерифа Гламоргана и Морганнока и сняли со всех постов, занимаемых им в Уэльсе. Из всех назначений ему оставили только должность коменданта крепости в Гине.

Известно, что Джеймс Тиррел не присутствовал на коронации Генриха VII в октябре 1485 года. В январе 1486, он был вызван в Англию, для дачи показаний в суде относительно спорных угодий графини Оксфорд. В феврале 1486 года отношение Генриха VII к Джеймсу Тиреллу резко переменилось: его восстановили в должности шерифа Гламоргана и назначили комендантом замка Кардифф. В дополнение к этим милостям он дважды получал от короля Генриха VII «полное прощение» за некие «тягчайшие преступления», будто бы совершённые им 16 июня и 16 июля 1486 года.

В последующие месяцы Джеймс Тирелл делает при короле Генрихе ещё более успешную карьеру: в декабре 1486 года его официально восстанавливают в должности Лейтенанта Гине. В том же месяце Генрих посылает его с дипломатической миссией в Вену, к императору Максимилиану I. В ноябре 1487 года Тирелл присутствует на коронации жены Генриха VII, Елизаветы Йоркской. В 1489 году как капитан Гине он отважно сражается в битве при Диксмунде, а затем принимает участие в переговорах о мире, в июне 1492 года.

В 1494 году он участвует в рыцарском турнире, организованном в честь младшего сына короля, принца Генриха, а также присутствует на празднествах по случаю прибытия Екатерины Арагонской в Англию, в 1501 году.

Все эти данные свидетельствуют о том, что при обоих государях – и при Ричарде III, и при Генрихе VII, – сэр Джеймс Тирелл делал успешную карьеру, был облечён доверием обоих королей, считался честным и добропорядочным человеком.

В 1501 году Генриху VII доносят об укрывательстве Тиреллом ближайшего престолонаследника Йоркской династии, Эдмунда де ла Поль, герцога Саффолка.

Узнав об этом, Генрих приказал Тиреллу вернуться в Англию. Тирелл отказался подчиниться его приказу, – предпочёл укрыться за надёжными стенами своей крепости в Гине, давая понять, что он не такой простак, как о нём привык думать Генрих, – его голыми руками не возьмёшь!

Генрих послал войска осаждать крепость. Осада длилась долго и безрезультатно: Джеймс Тирелл успешно удерживал оборону и сдавать свою крепость не собирался. Тогда Генрих пошёл на хитрость: он дал Тиреллу письменное заверение в том, что тот останется цел и невредим, если подчинится приказу и прибудет в Англию. Поддавшийся на обещание, скреплённое личной подписью и печатью короля, Тирелл взошёл на корабль и тут же был арестован. Чтобы не усугублять вину своего отца, его сын, Томас Тирелл, тут же сдал крепость.

По ходу следствия сэру Джеймсу Тиреллу, его сыну, Томасу, слуге, Кристоферу Уэллсборну, адъютанту, сэру Джону Уиндему и некоему матросу, чьё имя в рапорте не указывалось, но который непосредственно занимался переправой Эдмонда де ла Поль в Бургундию, было предъявлено обвинение в государственной измене.

Далее всё было устроено так, как пожелал король Генрих VII. Расспросами о беглом престолонаследнике Джеймса Тирелла не донимали, – эти показания были получены от остальных подследственных. А с Джеймсом Тиреллом почти сразу же заключили сделку: пообещали сохранить жизнь его сыну при условии, что Тирелл даст порочащие показания на короля Ричарда III и представит его единственным и главным заказчиком убийства сыновей Эдуарда IV.

Тирелл на эти условия (будто бы) согласился и сочинил на короля Ричарда III следующий компромат: после заключения принцев в Тауэр, их существование будто бы начало Ричарда тяготить, и он поручил Джеймсу Тиреллу найти двух наёмных убийц и отправить принцев "на тот свет". Тиррел, якобы нашёл "исполнителей" из числа своих слуг. Они выполнили поручение и потом куда-то делись (куда – он не знает). Принцев, якобы отпевал тюремный священник, которому их будто бы передоверил комендант, а тот их после отпевания под лестницей закопал. Где? — опять же неизвестно, — священник умер, комендант погиб при Босворте, убийцы давно казнены, а его самого вот-вот казнят. В общем, — все умерли.

6 мая 1502 года сэр Джеймс Тирелл и его адъютант, сэр Джон Уинжем были осуждены в Лондонской Ратуше. Сразу же после суда их обезглавили. По словам свидетелей тех событий, Тиреллу (в отличие от второго приговорённого, Джона Уинжема), было запрещено обращаться к народу с последним словом. То есть, даже если бы он захотел сделать публичное заявление о невиновности короля Ричарда III и использовать для этого полагающееся ему по праву заключительное выступление на эшафоте, ему в этом праве было отказано.

В тот же день его сын, Томас Тирелл, и слуга Уэллсборн были заключены в тюрьму, а бедный «безымянный» матрос, как простолюдин-изменник, был умерщвлён тройной казнью – повешен, выволочен и четвертован. Тело сэра Джеймса Тирелла было погребено в церкви Остин Фрайерс в Лондоне – рядом с местом последнего упокоения Перкина Уорбека.

По решению суда имущество Джеймса Тирелла было конфисковано, а его землевладения отошли к королю. Три года спустя, его сын, Томас Тирелл, был освобождён из тюрьмы и восстановлен в своих наследных правах. (Полностью отменить утверждённое ещё Ричардом III право семьи репрессированного на унаследованную частную собственность не мог даже Генрих VII. При всей своей алчности, он, будучи человеком дальновидным и ПРЕДУСМОТРИТЕЛЬНЫМ (СЛЭ) понимал, что посягая на неприкосновенное право каждой английской семьи на унаследованную и приобретённую частную собственность, он, тем самым, ставит под удар и существование монархии в Англии, за которой тоже закреплено право владения частной собственностью и которую в отрыве от этого права вполне можно будет и упразднить (если возникнет соблазн сделать страну республикой и национализировать имущество королевской семьи). Таким образом, «проклятием и позором Англии» Ричард III быть никак не может, хотя бы уже потому, что благодаря введённому и утверждённому им закону о незыблемости права на частную собственность, который не сокрушили ни войны, ни революции, монархия в Англии существует и по сей день, в то время как в некоторых других, некогда соперничавших с Англией державах, она уже давно низложена и упразднена.).

82.Связь Джеймса Тирелла с делом об исчезновении принцев.
(По работе Трэйси Брайс «Джеймс Тирелл – герой или злодей?». Информационные бюллетени и документы канадского филиала «Richard III - society», январь 1999 г.)

Впервые в истории Англии о причастности Тирелла к исчезновению принцев говорится в Великой Хронике Лондона, написанной в 1512 году:

"... Но как бы ни было, они были преданы смерти, можно определённо сказать, что именно в тот же день они были устранены из этого мира, жестоким деянием сэра Джеймса Тирелла, как сообщает, один из исполнителей, а по другим сведениям, старый слуга короля Ричарда, именуемый ______ ." (место для имени обозначили прочерком).

Спустя четыре года (в 1516 году) придворный историограф Генриха VII, Полидор Вергилий, в «Истории Англии» указывает на сэра Джеймс Тирелла, как на убийцу, который в неподходящий для верховой езды день прибыл в Лондон для того, чтобы свершить своё черное дело. И тут же он говорит «о смерти двух невинных детей, которые были тайно убиты».

Позже Вергилий даёт противоположные показания, утверждая что при жизни Ричарда III, «сыновья Эдуарда IV были еще живы и тайно переправлены в некий скрытой и отдаленный регион».

Сэр Томас Мор в «Истории короля Ричарда III», написанной около 1513 года, утверждает, что сэр Джеймс и один из его сообщников, Джон Дайтон, признались в убийстве принцев на очной ставке, будучи заключёнными в Тауэре в одно и то же время:

«Достоверно известно, что в то время, когда сэр Джеймс Тирелл был заключён в Тауэре, за измену, совершенную им против короля Генриха Седьмого, Дайтон находился под следствием, и признался в убийстве, проведённом в выше описанном порядке, но куда были спрятаны тела принцев он не знал и ничего не мог об этом сказать.» (Сэр Томас Мор «История короля Ричарда III», стр. 106)

Наряду с этим, достоверно известно другое: в реестрах Тауэра отсутствует запись об аресте и заключении Джона Дайтона, – он не содержался там ни в 1502 году, ни когда-либо вообще. Как могли устроить ему с заключённым там Джеймсом Тиреллом «очную ставку», по сей день остаётся загадкой.

В попытке обелить репутацию Томаса Мора, его биограф, сэр Ричард Мариус, выдвигает теорию, согласно которой сэр Джеймс Тирелл был агентом Генриха VII и убил принцев по его приказу, для устранения его соперников и альтернативных претендентов на престол. После чего послал королю запросы «о полном прощении» 16 июня и 16 июля 1486 года, которые и были ему выданы. Его последующее возвышение при короле Генрихе VII, означает, что преступление производилось с согласия короля Генриха и было вознаграждено. Причастность Тирелла к укрывательству йоркиста, герцога Саффолка, заставила Генриха VII усомниться в его лояльности и принять меры пресечения разглашения государственной тайны, компрометирующей его как короля, результатом чего был арест Джеймса Тирелла и его принудительный самооговор, бросающий тень на честь и доброе имя короля Ричарда III. Однако, сам факт помощи, оказанной им с риском для жизни скрывающемуся герцогу Саффолку, престолонаследнику от дома Йорка, говорит о приверженности Тирелла к этой династии и о его стремлении восстановить её права на английский престол, что ставит под сомнение его участие в убийстве принцев и позволяет предполагать, что они вообще не были убиты при короле Ричарде III.

В 1674 году, в Тауэре, при ремонте лестницы, ведущей к Белой Башне, были обнаружены скелеты двух подростков, возраст и пол которых в точности установлен не был, но которые с тех пор официально считаются сыновьями Эдуарда IV, убитыми при Ричарде III. Останки подростков со всеми почестями тогда же захоронили в Вестминстерском Аббатстве, а споры вокруг этой находки продолжаются и по сей день. И прежде всего потому, что пол и возраст умерших подростков меняется с каждым новым медицинским заключением, сделанным очередным авторитетным экспертом. В связи с чем, в настоящее время наложен официальный запрет на дальнейшее исследование этих останков и на проведение анализа ДНК. (Единственная возможность, существующая на сегодняшний день, – это отсутствие запрета на исследование останков Перкина Уорбека (герцога Йоркского), анализ ДНК которых мог бы помочь установить истину.).

Несмотря на отсутствие убедительных доказательств, в историю Англии и в её литературу сэр Джеймс Тирелл вошёл, как организатор убийства принцев. И только недавно выяснилось, что казнён он был по совершенно другому обвинению, а его «признательные показания» записали через несколько лет после его смерти. И подписаны они были не самим Джеймсом Тиреллом (образец его подписи в архивах имеется), а придворным историографом Генриха VII, Полидором Вергилием, который сам составил сообщение о том, каким образом было совершено убийство, сам его заверил и сам подписал – то есть, состряпал совершенную отсебятину.

В период своего правления король Генрих VII использовать этот "компромат" не решался – слишком очевидный подлог. Бумага "пошла в народ" уже во времена правления его сына, короля Генриха VIII, который продолжил истребление прямых потомков Йорка, начатое его отцом. Одной из последних была казнена 68-летняя Маргарита де ла Поль, графиня Солсбери – дочь герцога Кларенса и Изабеллы Невилл.

Все, кто мог стоять между Тюдорами и короной, были уничтожены и вырезаны под корень. Даже память о них была искажена!

83. Следствие закончено, забудьте…

Балаганный фарс о злодеяниях короля Ричарда III пользовался большим успехом у зрителей во все времена правления Тюдоров. Со временем, в прежней примитивной – кукольной постановке он несколько поднадоел публике. Зритель пресытился однообразием чёрных тонов, потребовался новый, свежий взгляд на эту историю – новое и более углублённое её прочтение, что стало особенно актуально в эпоху «Золотого века» английской истории, каким считалось правление Елизаветы I, Тюдор.

Когда Шекспир в 1593 году создал новую версию истории короля Ричарда – написал свою знаменитую трагедию "Ричард III", она имела ни с чем не сравнимый успех, благодаря потрясающему обаянию главного персонажа, который, при всём старании автора изобразить его в чёрных красках, в соответствии с предписаниями цензоров той эпохи, получился невероятно красивым и привлекательным. Известно, что Шекспир делал пять редакций этой трагедии, каждый раз всё более сгущая тёмные краски. Но образ выдержал все пять редакций и остался таким же трагически-несломленным и героически- привлекательным. Для многих выдающихся актёров английской сцены, этот образ был куда более привлекателен и гораздо более успешен, чем роль Гамлета, принца Датского. У сэра Лоуренса Оливье, – корифея английской сцены, – роль Ричарда III была лучшей за всю историю его сценической карьеры (он получил за неё Оскара). А его экранизация "Ричарда III" была признана лучшей экранизацией этой пьесы.

Американский актёр Аль Пачино пытался разгадать тайну притягательности этого образа в своём авторском фильме "В поисках Ричарда".

Отбросив ханжеское утверждение о том, что порок якобы притягателен, скажем: никакой притягательности злу в этом нет. Как вообще нет естественной притягательности к злу. Потому, что человек, как и всё живое в этом мире ориентирован на позитив. Противоестественная притягательность к злу, — есть зло. И именно те, для кого зло притягательно, изобрели этот лозунг и часто ссылаются на него для оправдания собственной тяги ко злу. Но речь опять же, сейчас не о них, а о том персонаже, который считается "незаслуженно привлекательным" (или вопиюще непривлекательным) злодеем (смотря по трактовке) при том, что исторический его прототип был во всех отношениях привлекательным человеком.

Эта привлекательность отблеском героической славы, позитивной и доблестной во всех отношениях, частично передалась и персонажу, то оттеняя, то сглаживая черты и свойства его первоначально искажённого и вымышленного характера, в котором правда и вымысел сплелись в один клубок и существуют как «негативное единое целое» в грубой и спекулятивно-обобщённой интерпретации «балаганной драматургии», в политтехнологической трактовке ДЕКЛАТИМНОЙ модели (+БИ/–ЧЛ), и как борьба противоположных начал в душе глубоко страдающего от этих противоречий человека, наделённого несомненным позитивным потенциалом, в исторически-реконструктивной трактовке КВЕСТИМНОЙ модели (–БИ/+ЧЭ).

Именно поэтому у Шекспира (ЭИЭ) образ Ричарда III вышел героическим, трагическим и человечным, несмотря на приписываемые ему недостатки. Шекспир захотел понять природу и логику поступков короля Ричарда, поэтому предпочёл самостоятельно, следуя своей творческой, реконструктивной интуиции времени (+ЧЭ1/–БИ2), во всём разобраться и написать трагедию с доскональным, последовательным исследованием всех глубинных, логических и этических противоречий страдающей человеческой души.

И всё было бы хорошо, если бы не цензоры тюдоровской эпохи. Они прочитали трагедию и сказали: "Мало! Грязи мало! Слишком хорошим этот персонаж получается. Надо его очернить, сделать тираном! Прибавьте грязи!"

Драматург начал прибавлять грязь. А она не пристаёт к образу монарха, страдающего от жестокости враждебной ему среды. И тогда автор (Шекспир, ЭИЭ) находит гениальный ход по своей КВЕСТИМНОЙ модели (ЭИЭ – КВЕСТИМ), в соответствии с которой его герой, Ричард Глостер, по мере взросления начинает отражать и отдавать всю ту грязь, которую в прежние времена – когда он ещё был доверчив, прямодушен и незлобив, – "набросали" на него представители враждебного ему окружения, – то есть действует по схеме обратной ревизии, как бы говоря: "За что получил, за то и возвращаю: вы меня ненавидели из-за моего физического уродства, я же вас ненавижу по причине вашей ненависти ко мне».

Таким образом выстраивается равновесное этическое и логическое соотношение, по принципу: "Мера за меру", – на разрушительную, слепую, безудержную, тотальную ненависть (а уж, какими проклятьями, какой только площадной бранью (в провокационных и пропагандистских целях) его там ни осыпают!) он отвечает выстраданным и справедливо заслуженным правом на месть.

Естественно, как только герой начинает мстить (а у Шекспира Ричард III по психотипу представлен как КВЕСТИМ, ЭИЭ), вся эта свора, которая его раздразнила, – все эти герцоги, королевы и лорды – начинают в один голос вопить, упрекая его в деспотизме, тирании, жестокости, перенося на его голову всю вину за ту боль и обиду, которую они сами же и взрастили в его душе, – ту, что хлещет в нём уже через край и которую он им возвращает. А за это они на него обижаются: дескать, генерирует человек всякую грязь по злобе души своей и выливает на окружающих. А нет бы её подавить в себе, проглотить, погасить, постараться "быть выше этого". А КВЕСТИМНЫЙ герой не рассматривает ситуацию на предмет "быть выше мести, или ниже её", "выше обиды, или ниже!". Он именно воздаёт "мерой за меру", – по своей "равновесной" структурной логике (-БЛ5) и "равноправной" этике отношений (-БЭ7), – в том смысле, что если обидчик думает, что может безнаказанно сбрасывать на него "отрыжку каких-то собственных глубинных мерзостей", да ещё требовать, чтобы он всё это переварил, чтобы оказаться "выше", а значит и "чище" этого, такие требования КВЕСТИМ воспримет как оскорбление. Как же можно оказаться "выше", если тебя унизили, загрузили скверной по самое "некуда"?

Выписывает драматург все эти диалоги и мучительные для него, как для КВЕСТИМА, эпизоды враждебного взаимодействия с окружающей средой, оформляет их красиво и эстетично поэтическими метафорами, стихами и монологами. Показывает цензору. Тот опять говорит: "Мало! Надо, чтобы каждый из оппонентов бросил ком грязи или камень в этого…, который вместо того, чтобы выслушивать поучительную критику и благодарить за перевоспитание, ещё и огрызается, – не понимает, что воспитатели от него всего-то и хотят, чтобы он стал добрее, гуманнее…"

И тут драматург понимает, что "герою" пришло время учить "учителей-гуманистов", — бить всех тех, кто сперва раздражает его до лютой дрожи, а потом начинает умиротворять, а на деле просто дразнит своими издевательски-высокомерными, ханжескими проповедями. Зритель в зале сидит и страдает вместе с главным сценическим персонажем, потому что искренние симпатии драматурга (ЭИЭ, КВЕСТИМА) на его стороне, – на стороне его родной КВЕСТИМНОЙ модели, защищающей героя надеждой на справедливую месть от лютых нападок враждебной ему среды ("Молитвы — дело слабых, мне ж удел — отмщение!" – убеждает себя шекспировский Ричард Глостер.).

И, наконец, понимая, что томить зрителя больше нельзя, – иначе месть его "перебродит", как молодое вино, и прокиснет, не доставив ему наслаждения,– драматург выпускает главного героя из "клетки" – позволяет ему избавиться от моральных ограничений по отношению к тем, кто причиняет ему самые большие страдания. После чего герой выходит на авансцену и начинает делиться со зрителем своими "коварными (в соответствии с требованиями цензоров) планами мести", которые он будто бы уже давно вынашивает.

Зритель выслушивает его монолог и думает: «Ну, наконец-то! Давно пора разгромить эту шайку ханжей и лицемеров, которые сначала раздразнят, разозлят человека до невозможности, а потом строят из себя оскорблённую добродетель, читают лекции о милосердии и долготерпении, а чуть только он им показывается потенциально опасным, как они тут же, забыв о своих же собственных, сию-минутных, гуманистических поучениях, начинают непристойно ругаться, демонстрируя такую напористость в этом занятии, что куда там "агрессивному Ричарду"!" И таким лексикончиком разражаются все эти лорды, королевы и рыцари – с такими похабными подсознательными оговорками, что зритель сидит и науськивает про себя главного героя: "Давай, Ричард, выскажи им всё сполна! И чтоб и на будущее хватило! Чтобы мало не показалось!".

Можно сколько угодно лицемерно и ханжески морщить нос, говоря "Фи, как грубо, вульгарно! Как это недостойно великого драматурга! Надо быть выше этого!"

А у великого драматурга – и в драме «Генрих VI» (где Ричард Глостер как персонаж появляется во второй и в третьей части), и в трагедии «Ричард III», что ни сцена, то или "птичий двор", или "птичий базар", где все друг другу так и норовят глаза выклевать, или ещё куда больнее кольнуть. И тут, наконец, выходит на сцену "птицелов", – шекспировский Ричард Глостер, который достаточно натерпелся от всей этой братии и теперь расправляется с ними поочерёдно, – расставляет силки то на одну, то на другую хищную "птичку", и "потрошит" их, и "ощипывает" так, что только "пух и перья" летят. И публика, которая очень хорошо чувствует справедливость его возмездия, равно как и лицемерие всех этих его врагов, псевдо-праведников, распаляется так, что если "птицелов" тут же сам не расправится со всем этим глупым и алчным "вороньём", каждый из них с готовностью займёт его место на сцене.

Потому, что инстинктивно каждый человек подсознательно отличает правду от лжи, искренность от притворства, прямоту от лицемерия. Поэтому на инстинктивном уровне Ричарду Глостеру и симпатизируют, что он сражается на сцене за свою честь, за свою правду, свою справедливость, за здравый смысл, заставляющий его бороться со всеми врагами королевства – и с источающей злобу Маргаритой Анжуйской, и с её подлыми фаворитами, и с алчным семейством Вудвиллов, и с омерзительным (несмотря на то, что здесь его пытаются обелить) Генрихом Тюдором и его продажными прихвостнями... – со всеми теми, кто пришёл на его землю сеять вражду, зло и смерть.

В стремлении истребить захватчиков сценический Ричард III проявляет такую же неудержимую целеустремлённость: его не останавливают ни спровоцированные массовые восстания, ни массовое дезертирство его солдат, ни массовое предательство его сподвижников, ни даже скопище призраков, явившихся к нему во сне накануне битвы, чтобы проклясть его и предсказать поражение в бою. И этим он завоёвывает гораздо большую симпатию у зрителей, чем другой популярный шекспировский персонаж – Гамлет, принц Датский, с его "трагедией бездействия", который, увидав только одного призрака – тень своего отца, – оказался настолько близок к помешательству, что уже до конца пьесы ни он, ни зритель, ни все действующие в пьесе лица так и не смогли определить, где он притворяется безумцем, а где является таковым.

Иное дело король Ричард III: явились к нему призраки его бывших врагов и жертв (в общей сложности одиннадцать душ) прокляли его, предрекли ему поражение и смерть, а он, едва справившись с пережитым страхом и муками совести, тут же возвращается к своим привычным обязанностям: проводит совещание перед боем, выходит к своей армии, садится на коня и начинает сражение. Обращается к солдатам с неистово-пламенной речью, завораживает их своей пылкой патетикой, заряжает оптимизмом и неукротимой энергией, призывает их бесстрашно сражаться за всё то, что для них свято и дорого; напоминает о том, что они идут защищать свою землю, свой дом, мир, честь и благополучие своих семей. (И как после этого зрителю не симпатизировать Ричарду?)

У Ричарда, – где бы и в каких хрониках он у Шекспира ни появлялся (а появляется он у Шекспира во всех пьесах как ЭИЭ), – героизм всегда обоснован. Пусть как персонаж он бывает по-солдатски грубоват и крепок в лексиконе, – где-то чертыхнётся, где-то ещё круче пошлёт, но он всегда силен, смел и могуч: рубит с плеча, клянёт сгоряча, коршуном налетает на грозящую ему опасность и побеждает её! В любой ситуации, в любом эпизоде он – боец! И зрителям это импонирует. Зрители ему верят. И потому, что только со зрителем, как с самим собой, Ричард предельно откровенен (в связи с чем и вся пьеса построена как его исповедь, что позволяет симпатизировать главному персонажу), и потому, что вся правда и сила на его стороне (вне зависимости от развития сюжета и его трагической развязки).

По этой причине и зритель не очень-то верит в искусственное, наносное очернение Ричарда Глостера. Не верит в его злодейские происки, даже при том, что он сам говорит напрямую:"Творю я зло и сам о зле горланю...". Такая прямая и примитивная декларация зла заставляет зрителя сомневаться в злодействе Ричарда III, равно как и в его причастности к смерти жены и племянников. Но зато она очень напоминает примитивную, площадную "агитку", отдаёт дешёвыми балаганными штампами и размалёванными злодейскими масками, надев которые, герой превщается из положительного персонажа в отрицательный. Все эти дешёвые элементы балаганного фарса, выступающие как грубые, инородные вставки на фоне психологически последовательного и детально проработанного драматургом материала пьесы, как раз и оказывают обратное действие на зрителя, непредубежденно воспринимающего эту информацию.

Подсознательно зритель не верит в то, что Ричард Глостер – злодей. Каким бы злодеем он в пьесе ни представлялся, убийство жены и племянников – слишком бессмысленное и слишком опасное предприятие для репутации нового, только что приступившего к царствованию, короля. А если все предыдущие элементы спектакля указывают на то, что во вред своей репутации (при таком огромном количестве недругов) Ричард Глостер не поступает (ради чего, в соответствии с "замыслом очернения", он будто бы и "плетёт" свои интриги), то почему же он должен себе изменить, едва ступив на престол, когда его власть ещё не укрепилась и трон его "ещё на хрупком хрустале"?

Если предположить, что он от небольшого ума и беспечности, не задумываясь о последствиях, совершает убийство жены и племянников, то тогда эта акция вообще лишена всякого смысла, потому что только в силу патологической мнительности, подозрительности и дальновидности можно было бы разглядеть в этих принцах потенциальных соперников и принять меры для их заблаговременного устранения. Но тогда чем объяснить это противоречивое совмещение крайней беспечности и избыточной предусмотрительности, равно доминирующих в одном человеке?

Списывать всё на психическое расстройство, объясняющее патологией противоречивые действия короля, тоже не очень-то получается, потому что наряду с этими, приписываемыми ему, "безрассудными действиями", Ричард поступал разумно и правильно всякий раз, когда нужно было решительно действовать для спасения отечества – собирал армию, возглавлял оборону страны (тут уже тюдоровские хронисты, на материалы которых опирался Шекспир, не погрешили против истины).

Наряду со всей этой подтасованной компрометацией короля, непредубежденному зрителю трудно поверить и в сомнительную "незащищённость", так называемых, "положительных персонажей" пьесы – всех этих знатных и влиятельных противников Ричарда III, представленных "ангелоподобными праведниками" – "безгрешными", "кроткими" и "безобидными". Вызывает сомнение и их мнимое миротворчество, которое сопровождается тайными заговорами, кознями и интригами, и их ханжески-лицемерная "ненависть к войне", которой они пытаются прикрывать своё предательство и оправдывать свою неприязнь к сражавшемуся за их благополучие Ричарду Глостеру, которому они слишком многим обязаны, чтобы его любить.

Но, как ни странно, именно эту их, ханжески-немощную, лживую и лицемерную позицию и по сей день отстаивают симпатизирующие тюдоровской историографии "поборники миролюбия", которые в своих очерках об историческом Ричарде III опираются не на исторически подтверждённые факты и не на здравый смысл, а ссылаются на мнение враждебных Ричарду театральных (!), шекспировских персонажей, НЕ отделяя их от их исторических прототипов и не пытаясь переосмыслить и переоценить их суждения о нём.

Вследствие этих предвзятых и подтасованных ориентиров, всё перепуталось на театральной и исторической сцене в английском королевстве, где историческую достоверность (-БИ) на протяжении нескольких веков насильственно подменяли сфальсифицированной, театральной, полит.технологической (+БИ) версией – эксцентричной, вульгарной и пошлой в её примитивной, "балаганной" интерпретации, призванной закрепить за сценическим и историческим Ричардом III образ "врага" и отвлечь внимание от реального тирана и деспота Генриха VII, затопившего всю страну кровью.

А в результате всей этой, развязанной Тюдором, пропагандистской войны, исторический, реальный король Ричард III после смерти стал объектом нападок не только своих соотечественников, но и ханжески навязывающих своё моральное превосходство адептов ушлой и изворотливой, в своём лицемерии, псевдогуманистической идеологии (+БЭ/-ЧИ), представляющих всякое волевое сопротивление как насилие и впадающих в панику по поводу любой вооружённой самозащиты (у страха глаза велики: "если поднял меч, значит агрессор", "если защищался, значит неправ", "если попал в "тираны", значит было за что"). Что позволяет им также "переносить удар с больной головы на здоровую": закрывать глаза на жесточайший деспотизм Генриха VII и, нивелируя тяжесть его преступлений, возводить обвинение на либерального правителя Ричарда III, приписывая ему несуществующую вину и отягощая её необоснованной, искусственно раздуваемой истерией.

В связи с этим, с некоторых пор стало модно подменять сценический образ Ричарда III собирательным обликом современных диктаторов, а действие пьесы переносить в наши дни, проводя примитивные параллели между прошлым, настоящим и будущим, в традициях полит.технологических подтасовок и искажений ДЕКЛАТИМНОГО ракурса времени (+БИ/-ЧЛ).), позволяющих фабриковать на основании реальных, исторических событий любую пропагандистскую фальшивку. Передёргивая факты во времени и представляя фантастическую реальность как историческую, авторы этих интерпретаций теперь уже позволяют себе приписывать ни в чём не повинному монарху злодеяния поистине вселенского масштаба. Среди которых и создание в своей стране тоталитарной диктатуры, и причастность к глобальным политическим преступлениям ХХ века, и такие "мелочи", как бомбёжка, танковые и газовые атаки в эпоху Войны Роз (пример: фильм Р. Локрейна "Ричард III", 1995 г.). А поскольку, ввиду наглядности сценического действия, вымышленный персонаж в воображении зрителей подсознательно подменяется реальным, на основании такой, безгранично отдалённой от истины интерпретации (заполняющей у невежд информационные пустоты и перекрывающей доступ к историческим знаниям и адекватному их восприятию), становится возможным, завышая степень вины вымышленного, сценического персонажа, осуждать реального, исторического короля Ричарда III уже по другим, многократно завышенным меркам, позволяющим представить его в виде собирательного образа самого опасного злодея за всю историю человечества. (А он в наши дни как раз такой планки и достиг, благодаря огромному количеству варварски искажённых, извращённо сфальсифицированных псевдоисторических версий, от которых все театральные подмостки ломятся – до таких масштабов тотального обличения даже Генрих Тюдор не додумался бы!)

Будь Ричард III сейчас жив, его изгрызли бы муки совести за всё то, чего он не совершал и что ему с чужих слов приписывают (и ещё будут приписывать! – когда -нибудь "выяснится", что он и оружие массового уничтожения разрабатывал, и атомную бомбу на Японию сбрасывал, – чего уж там мелочиться!). Но он ничего этого не совершал. И он более, чем пятьсот лет назад покинул этот мир. И умер достойно, на поле боя, как воин и как король. Почему же до сих пор терзают его невинную душу злобными измышлениями, вопреки общему правилу не говорить о мёртвых плохо?! Да потому, что он умер с мечом в руке, как воин! Потому, что в его лице современные поборники "ущербного гуманизма" (культивирующие безропотность и слабость) ненавидят любое воинственное сопротивление, любое военное действие, даже предпринятое в целях обороны страны. В свете такой юродствующей идеологии, представляющей малодушие как добродетель, даже предатели-Стэнли выглядят праведниками, потому что только эта абсурдная, враждующая со здравым смыслом позиция и может оправдать их предательство (равно как и предательство тех, кто на поле битвы вдруг ощутил себя "пацифистом" и перешёл на сторону Тюдора).

А для прикрытия этого, выходящего за все допустимые рамки абсурда, и поддерживается предельно искажённая, насквозь фальшивая и лицемерная версия исторических событий, осудившая на вечный позор, вечное клеймо и вечную уродливую маску человека, который никоим образом этого не заслуживает. Спрашивается: где же здесь тот пресловутый, исполненный самомнения и осознания нравственного превосходства гуманизм, которым так кичатся авторы этих версий и во имя которого они, вопреки здравому смыслу, обличают Ричарда III, представляя его непревзойдённым по своей жестокости тираном? И чем нынешние его обличители лучше тех, кто пятьсот лет назад намарал на него всю эту кривду?

В ответ на эти серьёзные и справедливые замечания сегодняшние "враги тирании" с наигранной простотой и наивностью заявляют:

— Ну и что! Подумаешь, – очернили какого-то короля! Ему теперь всё равно, а другим впредь неповадно будет тиранить!

– Но он же не тиранил! — возражают им.

А они опять:

— Ну и что! Подумаешь! Ему теперь уже ничто не поможет, а другим впредь неповадно будет!

И нет никакого средства выбить их из этого "клина". За исключением только одного: если они, в соответствии с высочайшим указом и святейшим каноном, признают короля Ричарда таким, каким он был на самом деле и каким останется на все последующие времена. А это произойдёт только в том случае, если Ричард III будет канонизирован как король-праведник, погибший мученической смертью.

Вот тогда и грязные маски снимут и уберут куда-нибудь подальше. И балаганы заполнят чем-нибудь другим, – другими куклами, не имеющими отношения к этой уважаемой персоне. Но это, надо полагать, зависит от Высшей Воли. А до тех пор, король-мученик будет «висеть на кресте», пока его оттуда не снимет ТОТ, кто один только и может это сделать.

Проходят годы, сменяются столетия, а образ достойнейшего из королей, ставшего жертвой чудовищного оговора, всё ещё не освобождён от многовекового заклятья – от бесчисленных наслоений беспросветной лжи и клеветы, которой на пятьсот с лишним лет опорочили его доброе имя.

И по сей день, представляя в балаганной интерпретации "поучительную историю о злобном короле Ричарде III", всё ещё дёргает марионетку за ниточки очередной "кукловод", изображая из себя "высшую силу", способную диктовать ей свою волю и навязывать свою версию позорной судьбы и злосчастной доли.

И становится невыносимо обидно, когда из-за чьего-то глупого и беспринципного упрямства, из желания всех за чью-то вину покарать, выбирают для гнусной расправы незаслуженно обвинённого короля Ричарда III, для колкостей и насмешек – такую мишень, как его честь и доброе имя, для мерзкого фарса – такую святыню, как его душа и добрая память о нём, – о том доблестном Великане из детской сказки, которого в кои-то веки послал его народу Господь и подарила добрая, английская земля, плотью от плоти которой он был...

ЛИТЕРАТУРА.

Энциклопедия «Проект». «Сражения войны Алой и Белой розы».
Википедия. «Маргарита Йорк, герцогиня Бургундская».
Гордон Смит. «Ламберт Симнел или «король из Дублина»».
Википедия. «Маргарита Пол, графиня Солсбери».
Википедия. «Принцесса Иоанна Португальская».
Википедия. «Элизабет Тилни, графиня Серри».
Википедия. «Томас Стэнли, 1-й граф Дерби».
Википедия. «Уильям Стэнли».
Дэвид Блисс. «Джон де ла Поль – наследник Ричарда III»
Энциклопедия «Проект». «Война Роз». «Ричард Невилл, граф Уорвик-Кингмейкер».
Мэри О'Реган. «Благочестие Ричарда III».
Сьюзен Хиггинботам. «Анна де Бошан, 16-я графиня Уорвик».
Ричард А. Макартур. «Уильям Стэнли-йоркист»
Википедия. «Филипп де Коммин и его «Мемуары»».
Энциклопедия «Военное дело». «Сражения войны Алой и Белой розы»
Энциклопедия «Проект». «Англия под Тюдорами». «Восстание Ламберта Симнела», «Восстание Перкина Уорбека».
Энциклопедия «Проект». «Война Роз. Елизавета Вудвилл»
Томас Мор. «История короля Ричарда III». — М.: 1973.
Петросьян А. А. - "Ричард III - миф и реальность" // Вопросы истории, № 11-12, 1992.
Richard the Third. Lnd. 1956; LAMB V. The Betrayl of Richard III. Lnd. 1973; KENDALL P. Richard the Third. Lnd. 1972.
Барг М. А. «Шекспир и история». М. 1979;
Черняк Е. Б. «Приговор веков». М. 1971.
KENDALL P. Op. cit., стр. 48; 76.
Ungulph's Chronicle of the Abbey of Croiland. Lnd. 1854, p. 43, 73.
Ложкина Т. Г. «К вопросу о социальных и политических отношениях в Англии в период правления Ричарда III». В кн.: «Проблемы социальной структуры и идеологии средневекового общества». Вып. 2. Л. 1976, с. 51.
ELLIS H. Original Letters. Vol. 1. Lnd. 1827, p. 35. [183]
(HANHAM A. Richard III, Lord Hastings and the Historians. — English Historical Review, 1972, vol. 87, № 343).
Ведюшкин В. А. «Ричард III: злодей или жертва клеветы?» «Средние века», 2005.
Штокмар В. В. История Англии в средние века. Л. 1973, с. 122.
Memories of King Richard the Third and Some of His Contemporaries. Boston. 1902, p. 127.
The Great Chronicle of London. Lnd. 1938, p. 165.
Барг М. А. «Ричард III, сценический и исторический». — Новая и новейшая история, 1972, № 4, с. 112.
MARKHAM С. Richard III. Portway. 1968, p. 146.
Андрей Балабуха «Ричард III» — журнал «Чайка»
(GARDINER I. History of the Life and Reign of Richard the Third. Lnd. 1878, pp. 257-258).
Роксан Мерф. «Ричард III. Создание легенды»
Джозефина Тэй. «Дочь времени»
Rotuli parlamen-torum. Vol. III, Ip. VII. Lnd. 1936.
HANHAM A. Richard III and His Early Historian. Oxford. 1975, p. 123.
Осиновский И. Н. «История Ричарда III»
Richard the Third, pp. 67-69.
JENKINS E. Op. cit., p. 234.
MARKHAM G. Op. cit., p. 12.
Kendall P. M. Richard the Third. — London: 1955, 1975.
Buck, sir George The History of king Richard III. — Gloucester a. Sutton: 1979, 1982.
Чарльз Росс «Ричард III» Эйр Метуен, Лондон, 1981.

СТАТЬИ ИЗ САЙТОВ ИСТОРИЧЕСКИХ ОБЩЕСТВ ПАМЯТИ РИЧАРДА III:

Трейси Брайс. «Джеймс Тирелл, – герой или злодей? Канадский сайт. Январь 1999г.»
Трейси Брайс «Titulus Regius. Звание Короля» Канадский сайт, май 2008.
«Кто кем был в Войне роз». Канадский сайт, май 2010.
"Ричард Истуэлл". The Richard III Foundation, Inc.
"Тайна сыновей Эдуарда IV". The Richard III Foundation, Inc.
Каннингем, Шон. «Ричард III: Королевская Энигма». Национальные архивы, Ричмонд, 2003.
«Историографы о Ричарде III». The Richard III Foundation, Inc.
«Книги Ричарда III». The Richard III Foundation, Inc.
«Первый парламент Ричарда III». The Richard III Foundation, Inc.
«Письма Ричарда III». The Richard III Foundation, Inc.
«Ричард III как совершенный правитель». The Richard III Foundation, Inc.
«What History Has to Say about Richard III» The Richard III Foundation, Inc.
Данэм, Хас-младший Уильям, и Вуд, Чарльз Т. «Право на господство в Англии. 1327-1485». American Historical Review, октябрь 1976.
«Вепрь Ричарда». The Richard III Foundation, Inc.
«Ричард III - ЧЕЛОВЕК И ЕГО ВРЕМЯ» The Richard III Foundation, Inc.
Венди Е. А. Мурхен. «Военная карьера Ричарда III». The Richard III Foundation, Inc.
«Историографы о битве при Босворте». The Richard III Foundation, Inc.
«На Босвортском поле». The Richard III Foundation, Inc.
«Рядом с городом Лестер». The Richard III Foundation, Inc.
«Битва при Стоуке, после Босворта» The Richard III Foundation, Inc.
Гейрднер, Джеймс. «История жизни и царствования Ричарда Третьего», Bath 1972. Седрик Чиверс Ltd., Ват, 1972.
Кендалл, Пол Мюррей (ed.). «Великая Дискуссия: Подробности «Истории короля Ричарда III» и «Исторических сомнений Уолпола на жизнь и царствование короля Ричарда III»». Нортон и компания, Нью-Йорк, 1992. (Стр. 183-185)
Лам, В. Б. «Измена Ричарду III» Саттон Издательское дело, Страуд, Глостершир, 1997.
Поттер, Джереми. «Добрый король Ричард III» . Констебль, Лондон, 1985.
Шеперд, Кеннет Р. «Звание Короля. Аспекты закона о престолонаследии Ричарда III». Рикардо. № 94, сентябрь 1986.
Кройлендские летописи. Часть VII и VIII. Материалы общества Ричарда III (http://www.r3.org/bookcase/croyland/index.html. ) и (http://www.r3.org/bookcase/croyland/index.html.)
В. Б. Лэм, «Измена Ричарду III» VII , стр. 33
Рот. Генри VII, том. VI ФОС. (Стр. 275 – 276)
Докрей, Кит «Ричард III в истории». Издательский дом Алан Саттон ООО, 1988. Глостер.
Бертрам Филдс. «Королевская кровь Ричарда III и тайна князей. Нью-Йорк: Харпер Коллинз, 1998.
В. Хэмптон. "Сэр Джеймс Тайрелл: о Фрайерс Остин в Лондоне и о похороненных там», журнал "Ричард III общества, декабрь № 63, 1978 п.п. 9-22.
Майкл Хикс. «Кто есть кто в эпоху Позднего Средневековья в Англии. Уолвин ООО, 1991. Лондон.
Кендалл, П. М. «Король Ричард Третий».. Нью-Йорк: Нортон и компания Inc, 1955.
Кендалл, П. М. (ред.) «Ричард III: великий спор». Нью-Йорк: В. В. Нортон и компания Inc, 1965.
Marius, Richard. Thomas More (Chapter 7: The History of King Richard III), New York: Knopf, 1984.
Ричард. Мариус. Томас Мор («История короля Ричарда III», глава 7), Нью-Йорк: Кнопф 1984.
Электронная библиотека общества Ричарда III Первичные тексты из уникальных источников на http://www.r3.org/bookcase/more/marius2.html. и http://www.r3.org/bookcase/polydore.html.
Поттер, Джереми. «Хороший король Ричард III» Изд. «Констебль и компания», Лондон, 1983.
Одри Уильямсон. «Тайна князей». Алан Саттон Издательский дом, 1978. Глостер.
Статьи из сайтов английского, канадского и американского филиалов общества «Richard III Society»
Статьи из сайта http://kamsha.ru/york/Российский Клуб «Ричарда III»,
Борис Тух «Оклеветанный король или розы не цветут на болоте».
Иллюстрации с сайта http://www.sphericalimages.com/warwickcastle/

Соционика от Стратиевской

22 августа 2011

Два ракурса времени в истории Ричарда III — Часть XXIII